— Мне приказали, позвонил такой человек, которому я не мог отказать. Никак не мог.
— И ты отдал им Валентину?! — закричал Лютиков. — Ах ты, сукин сын! Что ты наделал?!
— Я не смог ее защитить. Прости меня, Петр. Я позвонил тебе, чтобы сказать об этом. И еще я хочу тебе посоветовать. Уезжай из Москвы. Иначе тебя достанут. Быстро уезжай. Я знаю, кто был у тебя в офисе. Ты его не сможешь остановить. И ничего не сделаешь, даже если пойдешь в милицию. Они придут и убьют тебя даже в кабинете министра внутренних дел. Ты меня понял, Петр?
Лютиков молчал. Он был раздавлен свалившимся несчастьем, ошарашен поведением Арчила. Только теперь он начал понимать, с каким Злом столкнулся и как зыбко его нынешнее состояние.
— Что мне делать, Арчил? — вдруг прошептал Лютиков. — Ты ведь понимаешь, что они меня в покое не оставят, даже если я уеду отсюда.
— Не знаю, — мрачно ответил Арчил. — Я ничем не могу тебе помочь. Прости меня Петр, я не смог ее защитить.
Лютиков отключился. Арчил взглянул на свой телефон и вдруг с бешенством швырнул его на землю. Куски разбитого аппарата разлетелись вокруг.
— Батоно Арчил, — обратился к нему один из боевиков, — что с вами?
— Как ты сказал? — обернулся к нему Арчил с налитыми кровью глазами. — Какой я «батоно»! Я самый настоящий сукин сын. Я подлец, предавший друга.
Для него была невыносима сама мысль, что он оказался вынужден предать друга и сдать женщину, пусть даже и проститутку. Это противоречило его пониманию чести. Для мужчины с Кавказа честь была превыше всех понятий, существующих в природе. И оказаться предателем было самым страшным наказанием. Арчил заскрипел зубами от бешенства.
— Убью, — прошипел он, вспоминая Ивара, — все равно найду и убью этого мерзавца.
Мы уже выходили из квартиры, когда позвонил Арчил. Я ожидал чего угодно, но такого… Если они смогли отнять Валентину у Арчила, значит, мое положение аховое. Арчил говорил таким убитым голосом, что я испугался. Представляю, как они на него «наехали». Я взглянул на часы. У меня оставалось не более часа. Может быть, Валентину еще можно спасти? Я вспомнил номер, который набирал вчера у Арнольда Хендриковича, и набрал его снова. Может быть, еще удастся спасти Валентину.
— Слушаю.
Я вновь услышал этот неприятный голос. У него какой-то трудноуловимый акцент. Может быть, он прибалт или европеец? Но акцент этот почти незаметный, легкий.
— Это Лютиков говорит, — торопливо говорю я, — у вас моя женщина.
— У тебя много женщин, — равнодушно отвечает убийца.
— У вас моя женщина, — повышаю я голос. — Значит так, мои условия: кассета за женщину. Встречаемся через час. Ты отдаешь женщину, я отдаю кассету. Все понял?
— Где встречаемся?
— На Белорусском вокзале. На пятом пути. И учти, ты должен стоять вместе с женщиной, иначе я к тебе не подойду. Ты меня понял?
— На пятом пути, — повторил убийца, — мы будем тебя ждать.
Я отключил телефон. Время для Валентины я выиграл. К этому времени Кира была уже одета. Мы спустились вниз и сели в машину Никитина.
— У нас очень мало времени, — сказал я ему, — позвони ребятам, собери всех, кто у тебя есть. Пусть едут на Белорусский вокзал. Там будет убийца с женщиной. Обещаю, что заплачу сегодня по полной программе. Мне нужны все ребята, кого сможешь найти. Спортсмены, охранники, рэкетиры, бандиты, словом, все. Ты меня понял?
— Я соберу всех, — кивнул Никитин.
— Пусть соберутся у Белорусского через сорок минут, — приказал я, — у тебя всего сорок минут.
Представляете, какая у меня клиентура? И сколько мне нужно иметь знакомых водителей и охранников. Если бы у меня был в запасе хотя бы день, я бы собрал тысяч пять, не меньше. Но у меня было только сорок минут. И поэтому их оказалось человек тридцать пять.
Мы подъехали к Белорусскому вокзалу, и я объяснил ребятам ситуацию. Убийца будет на пятом пути вместе с Валентиной. Бежать ему некуда. Нужно блокировать все выходы, чтобы мы остались с ним один на один. А как я буду с ним разговаривать, это мое дело. Ребята все поняли. Они решили, что приехали на обычную разборку.
Еще через двадцать минут мы были на вокзале. Никитин с Кирой находились в зале, а я пил пиво, ожидая, когда часы пробьют десять. Кассеты у меня с собой не было. Зачем нести кассету человеку, которого я собирался убить? И Арчил не прав, говоря, что я ничего не смогу сделать. Очень даже смогу.
Пять минут десятого. Никитин вышел к пятому пути. Через минуту он вернулся и кивнул мне, показывая на стоявшие поезда. Значит, все в порядке: убийца был там вместе с Валентиной. Наши ребята поспешили на перрон, чтобы блокировать выходы. Я медленно пошел за ними. Торопиться мне некуда. В кармане у меня пистолет. И я твердо решил застрелить этого гада.
Думаете, у сутенеров нет души? Думаете, мы состоим из одного дерьма? Как бы не так. Конечно, мы используем человеческие слабости, но ведь мы и помогаем своим девочкам, стараемся защитить их от мужского свинства, от любой пакости. Я уже говорил об этом, но хочу повторить еще раз. Может быть, у меня и поганая работа, но это работа, которую я делаю честно. Я не разрешаю обворовывать моих клиентов, я не обманываю их, поставляя зараженных девочек, я честно выполняю все заказы. Девочек я тоже стараюсь не обманывать. Все знают правила игры, и все стараются их соблюдать. Но когда мне плюют в душу, как эти убийцы, я не могу терпеть. Конечно, я поступил неправильно, сделав запись с этим вице-премьером, но ведь и он не был ангелом. Зачем он лезет к моим девочкам? Неужели не может найти себе любовницу? Так нет, его на «сладенькое» потянуло. Ясно, что любовница не разрешила бы ему многое из того, что он проделывал.