Душа сутенера - Страница 16

— Непорядок у вас, Петр Аристархович, — заметил Маскульский, когда мы с Никитиным оказались в его кабинете, — я думал, что ваши девочки порядки знают. Оказывается, они клофелином балуются, травят приезжих гостей. Непорядок это.

У майора широкое лицо и пышные усы. Я слушаю его внимательно и согласно киваю. Маскульскому не обязательно знать, что его начальник уже предупрежден, а заместитель начальника управления получает с наших девочек свою долю, доходящую в иные месяцы до десяти тысяч «зеленых».

— Непорядок, — соглашаюсь я с Маскульским, — поэтому я и пришел к вам. Мне нужно знать, кто был с Кариной и кто ей помогал. Я сам накажу их. Вы их взяли?

— Нет, конечно. Вы ведь знаете, как там поставлена охрана. Мы их упустили, но ее успели задержать. Сейчас она сидит в нашем изоляторе, но показаний не дает.

— Можно мне с ней поговорить? — прошу я. — Мне она все расскажет.

— Вы же знаете, что это невозможно, — вздыхает Маскульский, — с ней может говорить только ее адвокат.

— Или ее представитель. — За эти годы я выучил Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы лучше всякого адвоката. — Я буду ее представителем.

— Тогда приезжайте утром, и мы все оформим, — соглашается Маскульский. Бедняга, он и не подозревает о коррупции, которая царит в их управлении.

— Хорошо, — говорю я, — нельзя так нельзя. А кто именно с ней был, вы не знаете?

— Нет, не знаю. Но очень хочу узнать, — вздыхает Маскульский.

— Завтра и узнаете.

Мы вышли от майора и сразу прошли к заместителю начальника управления. Полковник оказался гораздо сговорчивее. Может, потому, что ему уже позвонили. Или потому, что я положил на стол конверт с тысячью долларов. Через полчаса я был в камере у Карины. Причем в одиночной камере, куда ее доставили для свидания со мной. Хорошо еще, что туда не пустили Сему Никитина, иначе бы он изуродовал ее прямо в камере.

Нужно было видеть, как она испугалась, когда увидела меня. Сначала она долго плакала, потом клялась, что сорвалась первый раз в жизни. Потом говорила, как меня уважает. Я терпеливо ждал. В подобных случаях не нужно торопиться. Проговорив минут пять, Карина замолкла. Больше сказать ей было нечего. Да и словарный запас этой идиотки не тянул больше чем на пять минут. Она знала, зачем я пришел, и я знал, что она это знает. Поэтому терпеливо ждал, когда, наконец, она сообщит мне имена своих сообщников. Внушение ей я не делал: не место и не время. Я не нянька в детском саду, чтобы заниматься воспитанием. Если женщина не понимает некоторые вещи с первого раза, она не поймет и со второго.

— Кто с тобой был? — строго спросил я.

Карина заплакала. Она уже поняла, что допустила ошибку. Но она еще надеялась, что все можно изменить. Дурочка. Это прокурора можно разжалобить или следователя. Со мной такие номера не проходят. Я ждал, когда она ответит на мой вопрос. Но она намеренно тянула время. Дежурный уже начал звякать ключами.

— Кто с тобой был? — повторил я.

Эта ситуация начала меня злить. Карина испуганно взглянула на меня и попыталась выдавить какое-то имя.

— Быстрее, — посоветовал я ей. — Имена.

— Сум… Сум… Сумбатовы, — пролепетала она.

Я так и думал. Когда я забирал ее с улицы, меня предупреждали, что она была связана с их бандой. Они, видимо, нашли ее и решили снова использовать в качестве подсадной утки. Значит, эти братишки не успокоились. А ведь я просил их не трогать моих девочек, специально человека посылал. Значит, они тоже не поняли. Значит, решили, что можно вести себя подобным образом.

Я повернулся, чтобы уйти. Карина вцепилась в меня.

— Я не виновата, честное слово, не виновата. Я больше не буду, никогда не буду! Петр Аристархович, я вам обещаю…

Она действительно ничего не поняла. И напрасно плачет. Она еще не поняла, что будет рыдать, когда выйдет отсюда. И в ее интересах лучше не выходить отсюда никогда. Я схватил ее двумя руками за лицо и оттолкнул от себя.

— Поговорим, — пообещал я этой дуре.

Она продолжала плакать. Но она будет плакать еще горше, когда вернется домой. Начнем с того, что ей «светит» несколько лет тюрьмы, а я и пальцем не пошевелю, чтобы ее оттуда вытащить. После тюрьмы это будет «испорченный экземпляр», этакое яблочко с гнильцой. Она, конечно, попытается вернуться ко мне. Но поздно. И она снова окажется там же, где была раньше — на улице. Причем не на Тверской, а где-нибудь на трассе для дальнобойщиков, где работают за сотню «деревянных». Ей не хотелось работать со мной, клофелинщики ей дороже. Не оглядываясь, я вышел из камеры.

Еще через полчаса я был на Кутузовском. После посещения камеры так неприятно пахнешь, что ни одна сауна этот запах не смоет. Ненавижу изоляторы и колонии. Нормальный человек не должен туда попадать. Его или убивают, или вообще не трогают. Смею думать, что я нормальный человек.

Никитин сразу уехал выполнять мое распоряжение. Еще до утра братья Сумбатовы горько раскаются в том, что связались с Кариной и вообще решили использовать мою девочку. Вы думаете, Никитин поехал нанимать киллеров? Конечно, нет. Он поехал к уважаемым людям. Ведь не секрет, что весь город разделен на зоны влияния и в каждой зоне свой «папа». Да и вообще вся страна разделена на такие зоны. Мне кажется, что и мир поделен подобным образом. Просто у разных «пап» разные аппетиты и разные запросы. И не обязательно это уголовники, о которых вы подумали. Это бывают очень уважаемые люди. Им тоже неприятно, что какие-то беспредельщики действуют у них в «зоне».

Я думаю, вы догадываетесь, что к утру братьев уже не было в Москве. Их вообще нигде не было. И я не думаю, что в ближайшие сто лет их смогут где-нибудь найти. Может быть, археологи будущего наткнутся на их кости во время своих раскопок, в чем лично я сильно сомневаюсь.